Дина Рубина –
популярный прозаик, одна из самых читаемых в России писательниц. Ее романы
переведены на болгарский, английский, польский, немецкий языки, иврит.
Тиражи книг выходят стотысячными экземплярами. Книга "Бабий ветер"
написана совсем недавно, и впервые издана в
2017 году. Главная героиня "Бабьего ветра" Галина –
косметолог, она эмигрировала в Америку,
живет там, в Нью-Йорке, в Бруклине, уже
четверть века, имеет свою клиентуру.
Бабий Ветер
(...)
…Если твоя героиня будет маникюршей или косметологом, пусть живет и работает здесь, в Соединенных Штатах Америки. Именно в Нью-Йорке. Знаешь почему? Здесь богаче, пестрее и диковинней панорама физиономий и судеб. В эту кипящую кастрюлю только руку запусти – что угодно выудишь: от царевны-лягушки до зубастого крокодила. К тому же, здесь у тебя, у автора, больше возможностей сменить декорации: твоя героиня, если она не дура, в нужный момент спрячет подальше свой лайсенс косметолога (слово «лицензия» у нас, русскоязычных, не употребляется) и вытащит из лифчика старенький скромный лайсенс маникюрши… И отлично сможет подрабатывать в дедском садике. Не удивляйся, это не описка. Я имею в виду наваристую халтуру в «деДском садике», дневном клубе для стариков. И это – отдельная поэма, со своим сюжетом, своими героями, своими драмами и уморительными скетчами – оставим на потом. Причем учти: дома для престарелых, где тоже заработок – дай боже, существенно отличаются от «садика». (...)
Если исключить Бруклин из городской черты Нью-Йорка, он стал бы четвертым по населенности городом США. Вполне себе такая небольшая страна с очень кудрявым, кипучим и разно-всяким населением; со своими давным-давно заведенными порядками, своими бандитами и полицейскими, нищими и богачами, своими бизнесами, школами, библиотеками, музеями и концертными залами; своим роскошным Ботаническим садом и величественным кладбищем Грин-Вуд; со знаменитым деревянным променадом вдоль океана; своими ресторанами, магазинами, молельными и похоронными домами, прачечными-химчистками, косметическими и массажными салонами…
Так уж получилось, что приземлилась я в Бруклине; на Манхэттен денег не было, в Квинсе обитала в основном горская и бухарская, чужеватая мне публика. А ехать в другие боро (borough – отметь себе словцо, придуманное в английском языке специально для обозначения составной части Большого Нью-Йорка: Манхэттен, Квинс, Бруклин, Стэтен-Айленд и Бронкс – пять нью-йоркских боро; упомянешь вскользь, проявишь компетенцию) – так вот, тащиться куда-то дальше просто не имело смысла.
(.....)
…Моя нынешняя квартира, уже третья за эти двадцать пять лет, вполне меня устраивает. Здесь это называют «ван-бедрум»: просторная гостиная с двумя большими окнами; приличная – метров аж пятнадцать – спальня; кухня вот крошечная, просто тазик для белья, даже вспоминается табуретка «слоник» из парикмахерского детства, зато роскошная двенадцатиметровая прихожая, вместившая и гардероб, и холодильник, и кушетку – на случай приблудившихся гостей. Мне даже удалось втиснуть туда книжный шкаф – «юзаный», но «с характером, с раньшего времени»: с дверцами, застекленными таинственным зеленоватым стеклом в частых свинцовых переплетах. Шкаф этот собиралась выкинуть соседка пани Мозалевска, я же, как увидела эти переплеты и бронзовые ручки-гирьки, вцепилась в него и не пустила, так что грузчики порадовались: не пришлось стаскивать его вниз, подвинули только в несколько рывков по лестничной клетке.
Дому нашему почти сто лет. Шестиэтажный, из красного кирпича, огромный-квадратный, жилой-пожилой, последний дом перед океаном. От основного Брайтона отделен проспектом Оушен-парквей, одной из крупных магистралей Бруклина, и упирается в такой симпатичный старый парчок, за которым – полоса бесконечного горизонта: то синего, то серого, то искристого, то маслянисто-черного. Это океан. Это – то, что я вижу из своих окон. А конкретно, вижу я старинную вышку и знаменитый «бордвок»: деревянную набережную с заносами песка и старыми кружевными фонарями, с зелеными металлическими бочками для мусора, с уходящими в воду нагромождениями черных камней волнореза…
Совсем неподалеку – легендарный Кони-Айленд, приморский парк с аттракционами – помнишь веселую песенку сестер Бэрри: «Кони-Айленд, Кони-Айленд…»? Парк недавно восстановили, аттракционы отремонтировали и запустили, колесо обозрения, как гигантская мельница, перемалывает в воздухе зыбкую музыку, и она кружит и тает, и вновь кружит, приперченная криками чаек…
Могла ли я представить, что когда-нибудь все это – гремучий сабвей с его железными ступенями, «Гамбринус», «Визави» и ресторан «Татьяна», веселые аттракционы, карусель и колесо обозрения – будут просто окрестностями моего жилья, просто моим районом?.. И знаешь, мне здесь уютно и хорошо; отдерну утром штору, открою окно – «Бабий ветер», дурацкая привычка к счастью…
Здесь практически не осталось коренных американцев, которые много лет жили себе и жили в окрестных домах за мизерные деньги. Они просто тихо вымерли. Их сменили русские евреи, а тех сегодня тихо вытесняют узбеки. Лифты во всех домах относительно новые, лет по двадцать. Но выглядят устало и пахнут русской едой: щами, гречневой кашей, мясом и жареной картошкой.
Главное, отсюда три остановки автобусом до Кони-Айленд-авеню, где, собственно, и обретается…
…А ведь неплохо описать ее, нашу знаменитую Кони-Айленд-авеню, которую не особо знакомые с английским советские эмигранты, безбожно коверкая, называли «Сони-Исланд-авеню», на свой лад прочитывая английское название.
Она описана в сотне разных романов, и русских, и нерусских, так что будь с ней поаккуратней, не киксани. Эта длинная, широкая и, в общем-то, унылая кишка совсем не походит на манхэттенские авеню с небоскребами.
По вывескам заведений, здесь расположенных, можно писать историю советской эмиграции в США. Именно на Кони-Айленд-авеню сосредоточены до сих пор «русские» бизнесы: рестораны, магазины, ателье и салоны, синагоги, школы, кар-сервисы, гаражи, брачные агентства и похоронные дома. Всю географию СССР в прямом и переносном смысле ты помянешь именно на Кони-Айленд-авеню: «Распутин» и «Чинар», «Чайка» и «Саяны», «Беловежская пуща», «Каспий» и «Арарат». Все это кипит каждое по-своему, колготится, кричит на русском, а теперь уже немного и на иврите, фарси, армянском, турецком – кварталы вдоль бесконечного этого караванного пути облюбовали не только русские. Есть и свои китайские кварталы, и хасидские, и узбекские… Авеню очень длинная, понимаешь, ее хватало и хватает на всех. Упирается она в Брайтон-Бич, так что все рядом и все удобно.
Брайтон – район немаленький, назван по имени пляжа (или пляж по его имени – уже не ясно). Но сегодня в Брайтон условно входят и другие районы/кварталы – Кингз-хайвей, Шипсхед-Бей…
Понимаешь, баров или рюмочных в чистом виде в Америке (и на Брайтоне) не существует. Есть ночные клубы, рестораны. Причем многие из этих заведений, громко названных ресторанами, – по сути своей, по ценам, по интерьеру и качеству услуг, в общем-то, не что иное, как рюмочные. Есть еще Lounge – это нечто вроде бара в его европейском виде, только более изысканный: столики, небольшие диваны-кресла. Ну, и музыка там обычно звучит расслабляющая, такая… чувственная, латиноамериканская. Она так и называется – Lounge music.
На Манхэттене есть и русские рестораны, очень известные, можешь глянуть в интернете: Russian Samovar, Rumochnaya, Maria Ivanovna… Я их не люблю – шумно там и многолюдно, вечная толкотня.
А на Брайтоне… За многие годы бессменными остались лишь несколько марок: ресторан «Татьяна», кафе «Волна». Расположены они по соседству, прямо на деревянной набережной – знаменитом «бордвоке», променаде Ригельмана, – я писала тебе, что вижу его из своих окон? – который тянется вдоль песчаной полосы пляжей от Брайтон-Бич до Кони-Айленда с Сигейтом. В хорошую погоду столики выносятся наружу и выставляются в четыре ряда. В жаркий летний вечер, когда солнце опускается за искрящую линию горизонта, все столики обсижены публикой: океанский закат под хорошим горчичным соусом… это во все времена был наилучший аттракцион.
В заведениях этих, как правило, несколько помещений: залы торжеств, терраса (зимой крытая), да и просто уголки для забежать-тяпнуть. Все дешево и сердито, однако вид на океан! – против этого не попрешь, это в цене никогда не падает. Тут всегда можно встретить знакомых или просто завязать беседу с кем-нибудь из старичков, в любое время дня оккупирующих скамейки под старыми ажурными фонарями. И вообще, это прекрасное место для наблюдения за «цветом» эмиграции: все ходят, выпятив грудь, исполненные чувства собственной значимости, даже чуточку напористо. Старички (уходящая натура) все бодрые и политически подкованные. В них еще можно разглядеть приметы советского прошлого: золотые зубы, гамаши, трико с пузырями на коленях; как и где это все сохранялось, почему до сих пор в ходу – никому не известно…
Ну, а если твоя героиня не сторонница пафосных мест, то чуть ли не через половину Бруклина ведет к Брайтону все та же Кони-Айленд-авеню. И вот на Кони-Айленд имеется все что хошь. Я уже писала тебе: вся география СССР – «Саяны», «Душанбе», «Арарат». По большей части это банальные столовки со столь символическими ценами, что поневоле задумаешься – с чего они налоги платят? Поскольку для продажи спиртного в Нью-Йорке надо покупать лицензию, и недешевую, наливают в этих заведениях для своих-проверенных. Выносят в графинчиках или в стаканах – никогда не в рюмках, дабы «посторонние» посетители не заподозрили, не учуяли, не возроптали. Опять же интерьер: как правило, один вытянутый скучный зал с двумя рядами столов вдоль стен; официанты все те же, с теми же акцентами. Окна в этих заведениях завешаны афишками и объявлениями на злободневные темы жизни: то ищу работу, то концерт такой-то, то продаю шкаф или дачу в горах. Короче, «всегда в продаже свежие семешки!».
А Брайтон – он по-прежнему колоритный, живой, и постоянно меняется, и внешне, и по составу населения. Хотя в основе своей остается Вавилоном – шумный, грязный, приветливый и хамоватый, завален фруктами и овощами, пирожками и сладостями, грохочет старым сабвеем.
Так вот, на Брайтоне пахнет морем. Точнее, океаном. Ведь Брайтон-Бич, в который упирается Кони-Айленд-авеню, – это единственный океанский пляж Нью-Йорка. Все остальное – устья рек Гудзон и Ист-Ривер; даже великая статуя Свободы стоит вовсе не в океанских водах.
Итак, дневные клубы для «золотого возраста».
Они есть всюду – и на Манхэттене, и на Брайтоне. Но существенно разнятся по стилю, контингенту и развлечениям. Работают на всю катушку, как правило, в две смены – кто-то ходит с утра до обеда, кому-то удобнее во второй половине дня. Все очень уважительно: стариков привозят-увозят, всячески обихаживают… Для этого нужно подпадать под определенные критерии – бедность, возраст, гражданство США, проживание в конкретном районе и проч.
На Манхэттене и в других регионах США такие клубы создаются для интересного, вполне интеллектуального общения. Старички там сами группируются во всякие волонтерские группы, ходят по школам, заседают на научные темы, обмениваются книжками. Там скромный интерьер и даже в страшном сне невозможно представить какой-нибудь залихватский костюмированный бал. На Брайтоне же – в самых памятных традициях какого-нибудь профсоюзного пансионата «Фрязино» – непременные птицы-тройки на стенах, стенгазеты к праздникам, фотоотчеты о проведении ежегодного Дня Нептуна. И бесконечные конкурсы, шарады, хороводы, частушки-прибаутки – ну и спектакли. Разве что в салочки не играют – уже не по возрасту.
No comments:
Post a Comment